Навье, Навье, Навье. О чем не рассказала мне Рыжая, и что же такого важного я не могу вспомнить о тебе? Важного настолько, что на сцене появилась сама Паляндра. И что означает ее угроза переписать некую страницу истории? Одну лишь страничку, но события изменения всем своим негативом коснутся меня в полной мере. Подумаешь, как вариант, рыжая княжна попадет в татарский плен? Сколько их попадало туда в те времена и там же сгинуло? Вполне достаточно и рыжих и черноволосых. А если Алеся потомок той княжны? Тогда вполне реален вариант исчезновения ее из моей жизни. В том, что изменения не коснется меня, я уверен на все сто пятьдесят процентов, а иначе, зачем тогда волк Паляндре. Или это какая-то хитрость скучающей богини? Возможно, и богам не под силу ничего изменить в ткани мироздания? Потом неизвестно откуда появившаяся сексуально озабоченная еще одна навка. Пешка или фигура в начавшейся шахматной партии? Скорее, фигура. И очень сильная фигура. Ведь даже ее злобство Паляндру не разозлило вмешательство нежити. Наоборот, она приняла нового персонажа как приятную неожиданность и, несомненно, знает, что это была не первая наша встреча. Стоп, ошибка. И Алеся и ночная навка не нежить. Мое тело знает – живущие не так. Тогда кто они, черт бы их побрал всех вместе взятых? Навьи? Несомненно.
Мысли текут, пластилиново деформируются, застывают, складываясь в странные фигурки пазла. Огромное пустое пространство игрового стола еще только начинает вырисовываться в мозгу, а я пока даже не знаю, из какого угла и каким образом начинать выкладывать картинку реальности.
Навьи. Чуждые. Ненавистные и враждебные всему человечеству в степени лютая злоба, как, например, вампиры или вурдалаки. Навидался я и этой нечисти, и их костей предостаточно. И то, что в Навье находится мир мертвых людей не подлежит никакому сомнению. Однако души мертвых могут быть и благосклонны к людям, как дзяды. Есть свои мертвые, есть чужие. И вчера навка не обратила никакого внимания на мои слова, когда я сказал, что не целую чужих мертвых. Она не чужая? Такая же, как и моя рыженькая?
Разум усиленно ищет место для первой фигурки мозаики. И вдруг в мешанине мыслей, в глубине мозга, всплывают слова древнего предания: – «…И не коня седлает Мать – седлает она Змея крылатого, и на лютом Цмоке летит на злых ветрах…».
Дракон Цмок – конь повелительницы Навье? Значит, никакую Макошь мы не видели? Это тоже была Паляндра – Мать Смерти! Я хватаюсь за появившуюся тоненькую ниточку и тяну воспоминания изо всех сил: – «… И в бурю и в дождь, и в ночной тьме и днем ясным, и крик ее – крик голодный, ястребиный…».
Нить становится толще, обрастает подробностями, как ствол дерева сучьями, ветвится: – «…И не стучит, не гремит копытом, а каленой стрелой летит дракон Цмок, и в руке держит Мать меч сверкающий, и вместо лица у нее череп золотой…».
Треснула стена забвения, и разум аккуратно ставит первый ассиметричный кусок пазла на свое место – я как двухнедельный щенок открываю глаза. Льются из недр спавшего до сих пор сознания слова стародавние, и я впитываю их, затаив дыхание. Словно наяву вижу, как медленно кружась в воздухе, опадают резные листья с могучего священного дуба. И созревшие желуди прорастают молодыми деревьями, подпирая кронами Вырай, а корнями вгрызаясь в Навье.
Моими корнями. Невр, Навье и Кройдан. Теперь я понимаю. Я перешел Калинов Мост через Сафать. Нет. Не так. Алеся промолчала, а другая навка мне сказала это своим телом прошлой ночью, но осознал я себя только сейчас. И мне больше незачем размышлять о хитросплетениях классификации нежити в Навье. Хотя, Невр свидетель, я совсем не желаю полученного знания. «Чтобы ты издохла, живущая не так!»: – ору я беззвучно внутри себя, сжимая до хруста в суставах кулаки.
Гонца, принесшего плохую весть, убивают, и мне невыносимо хочется удавить навку за это известие. Эта прекрасная лицом девичья часть из кошмарного пантеона живущих не так как бы ткнула в меня сейчас пальцем и произнесла: – «Вот ты и вернулся домой, живущий не так»…
Щелчок и я открываю глаза. Комнату заливают солнечные лучи. Значит, я все-таки уснул. Щелчок повторился, и тихий перезвон будильника из включившегося на журнальном столике ноутбука мягко напоминает об утре и намеченной встрече с Витенем. Тяну руку выключить звук, и спросонья не могу понять, что ее держит. Осторожно разворачиваю свое тело из спеленавшей меня саваном скомканной простыни, пытаясь не разбудить Алесю, и не показать неожиданно свои царапины. Наконец выпутываюсь из узлов ткани одновременно со второй волной высокотехнологичной утренней побудки. Черт, уже точно опоздал выключить.
Вспыхнул индикатор работы жесткого диска на передней панели ноутбука. Левый динамик хрипло каркнул что-то и вдруг выплюнул фальцетом на полной громкости: – «Зиг!». «Хайль!»: – многоголосо и радостно завопил ему в ответ правый. Я мгновенно затыкаю ему электронную глотку кнопкой «power» и смотрю на подругу. Алеся и не подумала открыть глаза. Я уверен – она проснулась и только делает вид, что нет. У спящих совсем не такое выражение лица. Пошевелилась слегка и опять затихла.
Несколько секунд я вглядываюсь девушке в лицо, затем перехожу к более приятному осмотру обнаженного тела. Утренняя прохлада августа сквозь открытое окно вынудила бы ее натянуть простыню. Притворяется. Вот и кожа реагирует пупырышками совсем не от тепла. «Интересно, что сказал бы Витень, увидев отсутствие шрамов на ее груди? Ведь мы так и не вернулись к его вопросу вчера»: – думаю я. Наклоняюсь поцеловать чуть приоткрытые губы Алеси в качестве дополнительного будильника, и вдруг волна совершенно неожиданной злобы заполняет меня. Я едва преодолеваю жгучее желание грубо схватить ее за плечи, встряхнуть хорошенько, даже ударить, и проорать ей прямо в ухо простой вопрос: – «Почему ты испугалась? Ты же навка!». Потом вспоминаю, что я о себе узнал ночью без ее помощи, и с трудом, медленно-медленно, через сопротивление разума, начинаю загонять злобу внутрь. Пересилив необъяснимый порыв гнева, и просто вытянув из-под Рыжей часть простыни, аккуратно укрываю ее. Алеся с готовностью натягивает простыню еще выше и отворачивается к стене, как и вчера.
– Хорошо, Алька, – я очень стараюсь не показать мысли голосом, – поговорим позднее.
Швыряю свое махровое одеяние на тахту и иду в душ. Вода не успокаивает. Горячая, холодная. Злость рвется наружу и замораживается снова. Циклы повторяются и никаких изменений в эмоциях. Прекращаю издевательство над собой, иначе я точно простужусь. Вытираюсь досуха: царапины не доставляют существенных неудобств. Неторопливо одеваюсь, и тут же утробным урчанием напоминает о себе желудок.
На кухне меня встречает почти пустой холодильник. Ну, конечно, его же надо хоть иногда самого кормить настоящими продуктами. Из сразу съедобного одна растительность: салат из морской капусты в пластиковой упаковке и фрукты. Правда, есть еще сок и молоко. Черт, сплошная девичья еда. Внутри глухо ворочается и рычит злость, снова поднимая голову. Ладно, виновных поставим к стенке потом, а пока придется поесть в ближайшей кафешке.
Накидываю на ухо «хэндс фри», проверяю зарядку батареи на мобильнике и засовываю его в карман. Пересчитываю купюры. Наличных маловато. Не страшно – банковская карточка при себе, сниму в городе еще. Выхожу из квартиры и хлопаю входной дверью так, что у соседа снизу тоскливо завыла собака, как по покойнику…
Я продолжаю казнь ромашки, когда в кармане начинает дергаться телефон. По мелодии Витень. Уже пятый или шестой звонок. В этот раз решаю ответить, дотрагиваясь ромашковыми пальцами до гарнитуры.
– Да.
– Алекс, – в динамике недоумение, – мы же договорились встретиться еще три часа назад. Что случилось? Ты все время сбрасываешь звонок. И дома никто не отвечает.
Значит, и Алеся не желает подходить к телефону. Занимательно сегодня начался день. Витень должен был договориться в своей какой-то секретной медицинской исследовательской лаборатории, где он и Лера работают, сделать мне и ей тест ДНК. Очень уж нас вчера заинтересовало утверждение Паляндры, что мы не брат и сестра. Но мне совсем не до этого.
– Изменились обстоятельства. Все живы и здоровы. Потом перезвоню.
Я отключаюсь, не желая ничего объяснять, и едва телефон вернулся в карман, как у него снова начинается судорожный припадок вызова абонента какой-то девчоночьей попсой. На этот раз номер незнаком. Повторный тычок в гарнитуру для ответа.
– Хаюшки.
– Здравствуй, волк.
Знакомые приветливые колокольчики мелодичного голоска и останки ромашки падают на брусчатку.
– Что с ней? – хрипло выдыхаю я.
Странно, но меня совсем не поражает, что навка, по крайней мере, не Алеся, свободно разгуливает по Минску, знает, как пользоваться услугами операторов мобильной связи, и, кстати, не ночью, а днем.
